Обречённые на бессмертие. Освобождение. Книга, которую ждали 20 лет! Романы из цикла «Великая Душа» - Брайан Толуэлл

Конан спешил. Очень спешил, понимая, что каждый день, проведенный им в пути, означал еще целый день владычества Джейка и Тхутмертари. И тем не менее взял с собой жену и сына, хотя без них успел бы быстрее. Почему он это сделал, Конан сам до конца не знал. Просто почувствовал, что если он оставит Зенобию и Конна в Тарантии, скорее всего, больше никогда их не увидит. Не захотел Конан и прятать их у друзей и верных подданных, которых еще немало осталось в провинции. Ибо в теперешние времена нельзя быть уверенным ни в ком – кроме разве что самых близких. А против черного колдовства и коварства не всякая преданность устоять сумеет. И поэтому Конан был счастлив, что видит жену и сына рядом с собой целыми и невредимыми. Что ж до тягот опасного и непредсказуемого путешествия, Зенобия выносила и не такое. А Конн – пора и ему привыкать к походной жизни!

Из Тарантии в Коринфию, к Карпашам, вели две большие дороги. Первая, и основная, называлась Дорогой Королей. Она брала начало в Мессантии и пронизывала континент с запада на восток до самого Аграпура. По ней обычно двигались купеческие караваны, посольства, армии, то есть все те, кому не было нужды скрывать свое истинное лицо. Это была первая причина, почему Конан не поехал Дорогой Королей. Вторая причина заключалась в том, что Дорога Королей проходила через Немедию, некоторые жители которой имели дурное свойство узнавать киммерийца под самыми разнообразными личинами. И еще там очень не любили зингарцев – куда больше, чем их не любили в Аквилонии, Офире или Кофе; разве что в Аргосе зингарцев не любили еще больше, чем в Немедии. К счастью, в Аргос мнимый маркиз дель Сантос не собирался. Наконец, четвертая причина состояла в том, что Зенобия была немедийкой.

Другая дорога вела в Коринфию через Офир. Конечно, какие-то опасности существовали и на этом пути, но Конан выбрал именно его. И пока Митра и Кром миловали отважную троицу. Киммериец надеялся, что обличие зингарских грандов позволит им благополучно миновать населенные места.

Гостиницу «Быки Офира» он также избрал не случайно. О неуемной жадности Толстого Ральдрика рассказывали в тавернах аквилонской столицы, куда король любил иногда захаживать. Конан надеялся, что вид золотых зингарских монет отобьет у Ральдрика охоту глубоко вникать в обстоятельства странствий вспыльчивого маркиза. Кроме того, заведение Ральдрика относилось к числу приличных, то есть таких, где появление благородного нобиля почти так же обыденно, как и появление какого-нибудь головореза в шадизарском кабаке пройдохи Абулетеса. Разумеется, в стольной Ианте существовали заведения и побогаче, и поприличнее, нежели «Быки Офира», но в таковых обычно трудно было обойтись без пристального внимания к своей персоне.

Правда, здесь имелся недостаток иного рода. Через дорогу напротив гостиницы располагалось аквилонское посольство. Не то чтобы Конан боялся быть узнанным, просто ему было как-то неуютно взирать со стороны на пламенное знамя с гордым аквилонским львом, и видеть людей, еще совсем недавно считавших его своим властелином, а теперь служащих другому хозяину. Впрочем, он не собирался задерживаться в Ианте надолго. Главной целью его был даже не отдых, а сбор информации. Вернее, слухов. Поздно вечером киммериец оставил Зенобию и Конна и отправился на Ночной Рынок.

Ночной Рынок считался достопримечательностью офирской столицы. Это был как бы отдельный городок на юго-западной окраине Ианты. Здесь можно было не только прикупить разнообразного товара, но и обменяться последними новостями, узнать свежие сплетни о проделках царственных особ и коварных чародеев и даже насладиться обществом красоток легкого поведения в специально подготовленных для этих целей кабинках. Впрочем, последним Конан заниматься не собирался, так как был верным мужем своей жены и получал от нее всё, что делает мужчину счастливым. Новости же его интересовали чрезвычайно, и мало где они присутствовали в таком избытке, как в Ианте, которая лежала в самом сердце Хайбории…

– Ушел? – Ральдрик удивленно поднял правую бровь.

– Ушел, мой господин. Один, на ночь глядя, – доложил Гильмо.

– Странно… Какое дело может быть у зингарского гранда в Ианте, да еще и ночью?

Тощий секретарь пожал плечами: мол, не могу знать.

– Чем больше я думаю об этом деле, тем меньше оно мне нравится, – поглаживая гладенький подбородок, проговорил Ральдрик. – Темные эти люди какие-то, нехорошие. И на зингарца этот дом Хосе не похож, если уж на то пошло. Я их немало повидал на своем веку, зингарцев. Одна кожа да кости, не в обиду тебе будет сказано. А этот – этот словно медведь! Ой, боюсь, будут нам с ним одни неприятности…

– Слава Митре, хоть деньги платят, – вставил Гильмо, желая подбодрить хозяина.

– Да, платят… – Ральдрик достал из кармана полученный от Конана золотой и в десятый уже раз попробовал его на зуб. – Настоящий, клянусь Митрой! – сообщил он свое заключение Гильмо.

– Дайте его мне, хозяин, – сказал зингарец.

– Это еще зачем? – насупился Ральдрик, сжав золотой в ладони. – Разве мало я тебе плачу?

– Дайте его мне, хозяин, – упрямо повторил Гильмо. – До того, так стать писцом в королевском архиве Кордавы, я служил при монетном дворе.

Офирец нехотя протянул золотой секретарю. Гильмо внимательно исследовал монету, однако на зуб пробовать не стал. Когда он закончил осмотр и застыл с многозначительной миной на лице, Ральдрик не выдержал:

– Ну?! Что ты в ней нашел?

– Это покойный король Фердруго, мир его памяти, – сказал зингарец, указывая на профиль носатого старика.

– Я и без тебя вижу, – огрызнулся Ральдрик. – Дальше-то что? Что не так в этой монете?

– Не наша она, – коротко резюмировал Гильмо.

– Как это – не ваша? А чья же?

– Говорят, прежний владыка Аквилонии Вилер – ну тот самый, что был убит жрецом-расстригой, – велел как-то отчеканить десять тысяч вот таких золотых песет, чтобы купить некоторых зингарских нобилей и тем самым ослабить власть Фердруго. Вот только не успел он, а преемнику его, Нумедидесу, не было до того никакого дела. А вскоре Фердруго умер, и Зингара сама ослабла, без аквилонского золота…

– Куда ты клонишь, чего-то я не пойму? – тяжелый день начисто отнял у Ральдрика способность к связному мышлению.

– Мнимый маркиз расплатился с вами фальшивыми песетами.

– Ты уверен?

– Вполне.

– Ты хочешь сказать, в них меньше золота, чем в настоящих?

– Скорее напротив. Зингара никогда не была такой богатой страной, как Аквилония.

– Ну вот и ладно, – облегченно вздохнул Ральдрик, не желая более вникать в малозначащие подробности. – Давай сюда золотой, Гильмо. Можешь идти спать.

Секретарь обиженно отдал монету и вышел из кабинета. Что ж, тем хуже для хозяина. Он, Гильмо, не такой тупой, как этот толстяк. И не такой жадный. И свою долю получит. Потому что знает, как подступиться к этому делу.

Двадцатью минутами спустя в таверне Глухого Пью зингарец беседовал с восемью крепкими мужчинами, сам вид которых не оставлял сомнений в роде их занятий.

Возвращался Конан под утро. Поход на Ночной Рынок оказался более чем успешным – если само слово «успех» может быть применимо к разузнанным киммерийцем новостям. Кроме припасов, необходимых в пути (Ианта была последним крупным городом на дороге в Карпаши), он уносил с собой бездну впечатлений. И если за припасы плачено было звонкой монетой, то новости и впечатления он получил совершенно бесплатно. Даже не пришлось ставить чарки словоохотливым купцам. Да и не купцы то были, а скорее, беженцы.

Из путаных рассказов этих людей Конан уловил: на юге действительно происходит что-то страшное, какой-то невиданный, неслыханный ужас. Ни один из собеседников киммерийца, впрочем, не видел этого ужаса своими глазами, а рассказывал о нем со слов других. Первый рассказчик, ювелир из Хоршемиша, слышал, будто на шемитов с юга нахлынула орда говорящих змей, и змеи эти не брезгуют человечиной. Второй, воин какого-то шемитского царька, дезертировал вскоре после того, как в его городе прошел слух о нашествии невиданных дотоле полчищ стигийцев. Третий, странствующий лицедей, божился именем Митры, что самолично наблюдал эти самые полчища и что, да, действительно, то были стигийцы, но никаких говорящих змей при них не было, а были жмурики, восставшие из могил, и чудовища с мечом в каждой из четырех рук. Следующий, бывший корсар, осевший в Ианте, рассказывал (со слов одного своего знакомого), будто стигийцы напали не только на Шем, но и на Туран, и вот-вот возьмут Кутхемес. Пятому, вендийскому факиру, удалось удрать из Ахнабала едва ли не из-под самого носа стигийцев, и он утверждал, что те грабежом и разбоем не занимаются, а только убивают. Еще вендиец клялся, что сам видел, как убитые защитники города спустя несколько мгновений поднимались с земли и принимались воевать на стороне стигийцев. Однако последнему Конан не склонен был верить, так как вендиец был пьян и малость не в себе.